Форум города Ханты-Мансийска
30 апреля, вторник
Обсуждение новостей / 77-летию со дня рождения Владимира Высоцкого. "Четвертый"
Cуть темы
- По правде говоря, Дик, мне будет совестно жить.
- А ты живи так, чтобы тебе не было совестно.
|
|
|
25.01.2015 18:16:33 Мишаня  
Активность:
15.41%
|
77-летию со дня рождения Владимира Высоцкого.
 Владимир Высоцкий всегда стоял и будет стоять особняком среди тех, кто нес людям образы воплощения высоких смыслов. Может быть потому, что он как Данко - герой Горького из "Старухи Изергиль" - отдал всего себя народу, сбившемуся с пути. А может быть потому, что каждый слышал в его песнях, что то близкое именно себе. Или потому, что Высоцкий один из немногих сочетал в себе и талантливого автора и исполнителя.В конце концов, как сказал один из современных писателей, есть только один человек, который лучше всего поет песни Высоцкого - это сам Высоцкий. Тем печальнее факт того, что сегодня, в очередной день рождения Поэта мы не видим не то что мало-мальских попыток понимания феномена Высоцкого, но и просто - мероприятий в память о творце и его творчестве. Творчестве, между прочим, плотно пронизанном метафизикой. Поэтому, вряд ли можно назвать случайным тот факт, что часто и роли в кинематогрофе доставались Высоцкому, что называется "с изюминкой". Одна из подобных ролей - в фильме "Четвертый", снятом по одноименной пьесе Константина Симонова. Сюжет ее начинается так: Когда то, еще во время Великой Отечественной войны, в фашистком плену оказалась группа союзников, в том числе экипаж самолета, на котором летал герой Высоцкого - ОН (именно так названа роль). Трое из экипажа решают пожертвовать собой ради организации побега и спасения остальной группы. Волею судеб, героя не включают в тройку- и он остается жить, давая своеобразную клятву в последнем диалоге с товарищами по оружию: — По правде говоря, Дик (так зовут командира летающей крепости, решившего ценой своей жизни организовать побег), мне будет совестно жить. — А ты живи так, чтобы тебе не было совестно. Они ушли. Он выжил, как и многие из того барака. Выжил, перебрался на свой континент после войны и... забыл о том долге, что связал его с тремя погибшими товарищами. Забыл - и зажил жизнью сытого мещанина успешно двигающегося вверх по карьерной лестнице. Даже если цена такого движения - отказ от любимой женщины. Однако, комфорт и деньги не приносят герою счастья, они лишь требуют жертв, все новых и новых. И рано или поздно он оказывается перед решающим выбором - предать память погибших окончательно, принеся в жертву золотому тельцу свое человеческое "Я", либо усилием воли содрать накопившийся нарост "конъюктурных" поступков и обрести себя - настоящего, живущего не ради мелких интересов, но великих смыслов. Именно в этот момент к герою приходят старые товарищи, погибшие 20 лет назад в фашистком лагере смерти... Полностью сюжет фильма приводить не буду - лучше посмотрите сами, тем более что он интересен не только с содержательной точки зрения, о которой чуть ниже - но и с технической. Например с той, как в Советском Союзе показывали современный Запад. Ведь нынче обывателю, особенно выросшенму в постсоветское время, кажется что советская идеологическая машина напрочь давила "свободное сознание" рядовых граждан. А тем более в фильмах - условный Запад всегда должен был проигрывать по всем статьям советскому образу жизни. И идеологическому и бытовому. Крайне интересен фильм и подбором актеров - особенно в свете того, что многие из них стали впоследствии звездами первой величины. Но главное, конечно же не в этом. Содержательная сторона фильма заставляет полностью забыть о различного рода прятных частностях, ибо в ней показана одна из центральных (и кем то старательно скрываемых во времена Советского Союза) тем послевоенного периода - осознания ответственности живых перед павшими, существования эгрегора всех тех, кто отдал свою жизнь за Родину. И постоянного диалога с ушедшими. Но не только Константин Симонов адресуется в своих произведениях к теме "Живых и мертвых" (еще одного произведения Симонова, экранизированного в 1964 году): "...Смогли б ли мы, оставив их вдали, Прожить без них в своем отдельном счастье, Глазами их не видеть их земли И слухом их не слышать мир отчасти? И, жизнь пройдя по выпавшей тропе, В конце концов у смертного порога, В себе самих не угадать себе Их одобренья или их упрека! Что ж, мы трава? Что ж, и они трава? Нет. Не избыть нам связи обоюдной. Не мертвых власть, а власть того родства, Что даже смерти стало неподсудно..." Это отрывок из глубоко метафизического стихотворения Александра Твардовского "В тот день, когда окончилась война". Кроме Твардовского темой эгрегора павших занимались и Юрий Бондарев в своем романе "Берег" (также экранизированном) и Марлен Хуциев в фильме "Застава Ильича" и Андрей Тарковский в "Ивановом детстве". Да и сам Владимир Семенович Высоцкий напоминает нам о долге: "...Уходит обратно на нас поредевшая рота. Что было - не важно, а важен лишь взорваный форт. Мне хочется верить, что грубая наша работа Вам дарит возможность беспошлинно видеть восход." Но так уж вышло, что мы - как и герой Выскоцкого в фильме "Четвертый" - забыли о долге. Присягнули золотому тельцу и покатились в сладком полусне сытого мещанина к пропасти небытия. И вот уже перед нами стоит вопрос - сможем ли, как герой Высоцкого - содрать нарост мещанства и сделать первый шаг к цели, за которую предки заплатили жизнью... Скачать фильм можно здесь VOGNEBRODA.NET |
| 25.01.2015 23:17:05 Анонимно | |
| 25.01.2015 23:24:05 lekz
Активность:
23.85%
|
|
| 25.01.2015 23:49:28 Анонимно | |
| 26.01.2015 06:49:15 Анонимно | |
| 26.01.2015 07:15:47 Анонимно | |
| 26.01.2015 07:18:34 Анонимно | |
| 26.01.2015 08:31:21 Анонимно | |
| 26.01.2015 09:28:05 Мишаня
Активность:
15.41%
|
Получилось, я зря им клеймен… ...Прошло почти тридцать лет. Девятое мая 1995-го года. Многое изменилось и в моей жизни, и в стране, и в мире. Уже несколько лет, как нет СССР. Страны, где я родился. А вот у меня – родился сын. Еще в 92-м. Теперь ему, получается, почти три года. Вот он сидит, на заднем сиденье. Гордо сидит, как взрослый. Самостоятельно, без мамы. Мама у нас в командировке. А мы – едем в гости к дедушке. В смысле, к моему отцу. Отец уже давно живет в Красноярске. Мы тоже живем здесь, но все время заехать, как-то не получается. Работа у меня беспокойная. Все нужно куда-нибудь собираться. То – на войну. То – с войны. Теперь у нас так. Без войны никак не получается. Это, взамен времени безобразного «застоя» и «совка», как говорят теперь некоторые. Ну, замена равнозначная, кто бы спорил. Даже, конечно, стало теперь гораздо лучше. Не скучно. Опять же, колбаса в магазинах. Правда, она была и прежде. Но та, прежняя, была неправильная колбаса. Не демократическая. Это, в смысле, когда к колбасе нет обязательного демократического приложения. Например, в виде войны. Или еще каких-нибудь полезных и нужных вещей. Но сейчас – не об этом. Вот, едем. Ехать тут недалеко. Отец живет рядом, тоже в центре города. Балкон его квартиры выходит на реку. И на музей Ленина. В общем, удобно живет отец. Квартира, правда, однокомнатная. Зато, своя. Вот, работал всю жизнь – и заработал. Дали удобную квартиру. Бесплатно. Без всякой войны, кстати. Но это – опять о другом. Сын с интересом разглядывает деда. В глазах вопрос: «Как получается, что у ребенка – сразу случилось вдруг два деда?» Один-то дед у него имеется с самого рождения. Он к нему привык, считает неотъемлемой частью своего жизненного пространства. А тут, выходит, еще один появился. Откуда? Нужно с этим разобраться… Пока он разбирается, мы пьем чай. Сегодня праздник, День Победы в Великой Отечественной Войне. Ту войну мы выиграли. Вернее, вот они выиграли, наши отцы. Чтобы нам, их детям, жилось спокойно на собственной земле. Ну и для себя, конечно, тоже. Для всех нас, в общем. У отца – магнитофон. Конечно, давно уже не тот, что я когда-то видел в далеком 68-м. Этот поновее, «Юпитер-205». Отец, как просыпается, сразу включает музыку. Они – такое поколение, вполне себе музыкальное. Любят, чтобы чего-нибудь играло. Спрашиваю: - Помнишь, мы тогда приезжали? Ну, в 68-м, осенью. А почему Высоцкий жил у тебя в квартире? - Да он не жил… так, отлеживался… Отец отхлебывает чай. Он давно пьет чай даже без сахара. Здоровье уже не позволяет. Давление прыгает, прочая всякая дребедень. И выпить ему давно уже нельзя. Даже, в честь такого праздника. А раньше, конечно, бывало. Говорит, было время, здорово «закладывал». Они – фронтовое поколение. Там без этого было нельзя. На стуле висит пиджак. На нем – медали и ордена. Много разных, штук двадцать. Он когда-то «приписал» себе два года, чтобы попасть на фронт. Тогда это делали многие. Каждый считал, что страна без него не справится. Получается, правильно считали. Потому что, в итоге, справились. А так – один не пошел, другой отмазался – неизвестно еще, что бы из этого вышло. Мой сын тоже разглядывает медали. Для него это – пока только красивые значки. Вот, особенно его заинтересовала медаль Ушакова. Она необычная, с цепями и якорями. Красивая, в общем, медаль. Отец попал в Школу Юнг ВМФ СССР в 1942-м. На Соловки. В первый выпуск. Об этом выпуске писал когда-то Валентин Пикуль. Повесть называлась «Мальчики с бантиками». Только Пикуль оканчивал класс рулевых-сигнальщиков. А отец – выпускался боцманом. По окончании, попросился на Северный Флот. Чтобы, значит, быстрее попасть «на театр военных действий». «Театр» там был – не позавидуешь. Война на море, особенно в северных широтах, страшная штука. Куда страшнее, чем война на суше. На земле, даже если ранило, есть шанс выжить. В океане, на торпедном катере, вряд ли. А если упал за борт – кранты через десяток минут даже здоровому. Вода там, как тяжелая ртуть, и – скорая смерть от переохлаждения. А отец побывал за бортом дважды. Дважды его катер ушел на дно океана от прямых попаданий пушечных снарядов врага. Почему выжил, хотя должен был погибнуть, непонятно. Говорит, оба раза спасало одно обстоятельство. Торпедный катер ходит на «легком топливе». Оно, изливаясь в мороз океана, не связывает человека липким несмываемым «панцирем». И, не сжигает легкие. В общем, задумаешься, сколько должно всего произойти в истории, чтобы ты, наконец, родился. Или, наоборот, сколько всего должно не случиться… - Так чего он там у тебя… отлеживался? И почему, вдруг, у тебя? - Ну, они же тогда фильм снимали. А это, понятно, не на один месяц. А съемочная группа там – совсем не маленькая. И – куда их, получается, девать? Дивногорск-то, не столица. Одна гостиница. Да и та, нужна строительству позарез. Люди-то в основном в бараках. Жилье за темпами основного строительства не поспевает. А тут – снег на голову. В общем, как раз был на сдаче тот самый дом. Ну, попросили людей, кто ордера уже получил на жилье, чтобы еще немного подождали. Никто не отказался, все поняли важность момента. Кино-то у нас любили… - Что, весь дом, что ли, попросили? - Нет, один подъезд. А кого – в гостиницу поселили. Так и вышли тогда из положения. - Понятно. А Высоцкий-то, как все-таки у тебя оказался?.. Отец усмехается: - Как-как… как сложилось, так и оказался… Отец у меня – любит отшутиться. Говорят, я весь в него получился. - Ладно, не хочешь, не говори. Тогда вот еще, что. Говорят, «Баньку по-белому», ну, песню, чуть ли не ты ему подсказал. Врут? - Не знаю. Много там было всяких тогда разговоров. Как это: «Подсказал песню»? Историю, что ли, поведал? Ну, я, допустим, немало разных историй знаю… Он опять усмехается. Верно, знает немало. Все, кто был знаком с моим отцом, это отмечали. Рассказчик он был хороший. - И все-таки?.. - Все-таки, если бы, да кабы… Ты меня, зачем хочешь к этому пристегнуть? Нет, не я подсказал, если уж так вопрос ставишь. Ему подсказывать было не нужно, голова у самого работала. О войне – много с ним говорили. Он же не воевал, возрастом не вышел. А вопрос его интересовал здорово. Ну, и в баню, помню, вместе как-то ходили. Даже не один раз, наверное. Ну, вот это еще… да оно – у каждого тогда второго… Отец тычет себе в грудь. Дома он в тельняшке, по старой морской традиции. Руки «расписаны» якорями и русалками – такое вот «народное творчество». А на груди, слева, наколка с профилем Сталина. - Вот, видишь, изобразил. Это еще «по-малолетке». В Школе, на Соловках мода случилась. Все вдруг взялись колоть. Ну, якоря, понятно, святое. Это – каждый себе флотский обязан наколоть, как символ верности. А Сталин – другой символ. Символ веры. Говорю: - А как же тогда, «чтоб он слышал, как рвутся сердца»? Перегиб, что ли?.. - Да никакого перегиба! Одно другого не отменяет. За веру – и должно рваться. В холодном сердце веры нет, один только голый расчет… - Ну, ладно… Спорить мне с ним не хочется. Да и о чем тут спорить? Многозначные песни у Высоцкого. Настолько, что каждый видит в них свое. И каждый считает, что именно он понял их правильно. Глубокие песни, короче. Пока до дна донырнешь, скорее, захлебнешься. Разговор переходит на другую тему. Вернее, война так и остается главным, но говорим уже об Астафьеве. Они, понятно, были знакомы. Там вообще, от Овсянки до Дивногорска, рукой подать. Ну и так, по другим делам нередко пересекались. Спрашиваю: - А что думаешь про новый его роман? Сейчас много на эту тему разговоров… - А – ничего не думаю. Думаю, встречу, дам в ухо… Только, где ж я его теперь встречу… он на Мерседесе, с телохранителями. Видать, не один я хочу… Это мой папа как раз может. Он же – боцман в молодости. Там, если что не так, «в ухо» – первейшая наука. Говорю: - Ну, если сильно надо, я могу вопрос проработать. Телохранители не помогут. - А вот даже не вздумай!.. Отец неожиданно взъярился, без всякого перехода… - Даже мысли себе такой не имей! Вы – не вправе его судить! Такое только мы можем! Он воевал, вместе с нами. За нас воевал, за наше дело. И за вас, и за тебя. А если теперь мозгами поехал, это прошлого не отменяет. Это, знаешь, лечится. Например, если в ухо. Не смертельно, а заставляет задуматься. Особенно, если думать еще есть, чем… Ну, если есть, чем, тогда – конечно. Я, правда, когда этот роман читал, сильно сомневался. Не читается чего-то. В детстве там, в молодости другие его книги читал – ничего так себе. Даже, помню, нравилось. А тут – не читается. Переложишь «на себя», получается, криво. Получается, как у Высоцкого в одной песне: «Правда, конечно, со временем восторжествует… если проделает то же, что грязная ложь…» Что-то мне не верится в такую правду. И отцу, выходит, не верится. А он там – был. И его – не обманешь. Показываю на наколку Сталина, спрашиваю: - Значит, получается, не зря?.. - Даже не думай! Кто веру под ноги бросил, тому быть рабом чужой веры. - Выходит, лучше быть рабом своей?.. - Выходит, свою складывали веками. А каждое новое поколение – растет из корней старых. Так в природе устроено. Есть корни – растешь. Нет – засыхаешь. И ложишься поленом в чужую печку. Сухое лучше горит. И рубить – легче… Ладно, прощаемся. Посидели, пора и честь знать. Сын, кстати, засыпает, сидя на стуле. В три года такое – вполне позволительно. Организм еще не может запасать энергию. Да и впечатлений у него, видимо, немало. Едем домой. Спрашиваю сына: - Ну, что, понравился тебе дедушка? - Понравился. У него значки хорошие. И сам тоже весь с картинками… Когда вырасту, у меня тоже такие будут… значки и картинки… Хотелось бы верить, что будут – такие. Вот только ты, сын, пока не понимаешь их настоящую цену. Собственно, по теме – все. Разве что, осталось еще раз вернуться к прочитанной книге. Там на странице 128 читаем: «Д., участник Великой Отечественной, до появления на строительстве Красноярской ГЭС долгое время работал на радио города Норильска, в качестве журналиста объехал «все Севера», встречался со множеством людей, прошедших сталинские лагеря, но сам он судим не был… Неоднозначное отношение к Геннадию Д., на мой взгляд, объясняется банальной завистью… появление книги «Один на один с Енисеем» с предисловием Бориса Полевого произвело эффект разорвавшейся бомбы». Мне, в общем, нечего особенно добавить. Разве вот, по поводу зависти. Возможно, это и так. Но есть и другой аспект. Общество наше давно раскололось, чему причиной не зависть, а куда более глубокие чувства. Один считает, что «был клеймен», как раб. Другой – носит «клеймо», как орден. Вопрос веры. Как и тысячу лет назад. 
VOGNEBRODA.NET |
27.01.2016 22:23:00 eugene4i  
Активность:
15.45%
|
