Форум города Ханты-Мансийска
23 ноября, суббота
На завалинке / Сегодня, 25 января, известному поэту, певцу и актеру Владимиру Высоцкому исполнилось бы 76 лет.
Cуть темы
По итогам опроса, проводившегося в 2010 году, В.Высоцкий занял второе место в списке "кумиров XX века" после Юрия Гагарина.Поколение 90-х знает кто это?
|
|
|
| 25.01.2014 19:12:08 Анонимно | |
| 25.01.2014 18:56:07 Анонимно | |
| 25.01.2014 16:58:10 Анонимно | |
| 25.01.2014 16:52:27 Анонимно | |
| 25.01.2014 16:45:59 Анонимно | |
| 25.01.2014 15:36:05 Анонимно | |
25.01.2014 15:26:29 Мишаня  
Активность:
15.41%
|
Попалась в руки книга. Разбирал дома завалы, вот и попалась. Называется «Дивногорское лето Владимира Высоцкого. 1968. Воспоминания». Составители С.Г. Ромашов, Н.В. Ромашова. – Дивногорск, 2010, 152 стр. Дай, думаю, почитаю. Читаю я быстро, 152 страницы – час времени. О Высоцком написано много. Ну а тут, получается, о периоде, когда снимался фильм «Хозяин тайги». Он же у нас тут снимался, на Мане. Кое-что об этом я знаю. Ну, вдруг, что-нибудь еще интересное… Не ошибся. На странице 107 написано, мол, песня «Банька по-белому» родилась в Дивногорске. И тому – имеются многочисленные подтверждения. В крайнем случае, родилась в десяти километрах отсюда, на Усть-Мане, где снимались тогда многие эпизоды фильма. Авторы-составители задаются вопросом: «Почему – именно здесь?» Получается, были какие-то предпосылки? Какие? В Дивногорске в то время строили Красноярскую ГЭС, самую большую и мощную в мире. Огромное количество разных людей прошло через эту стройку. Людей, понятно, зачастую интересных, многое повидавших в жизни. А еще написано вот что: «…Один из первых дивногорцев, откликнувшихся на наш призыв, Николай Сергеевич Николенко, ветеран стройки, рассказал, что Высоцкий часто встречался с Геннадием Семеновичем Д. (фамилия закрыта мною – К.), автором книги о гидростроителях «Один на один с Енисеем». Со слов Н. Николенко, Геннадий Д. сам прошел лагеря и был реабилитирован… Это знакомство подтверждает и другой ветеран, знаменитый Алексей Медведь: «У меня друг жил на Гидростроителей, в соседнем подъезде с киногруппой, и Высоцкого я почти каждый день видел: сидят с Д. на лавочке у подъезда и что-то обсуждают…»». Дальше авторы рассуждают: «Мог ли Д. рассказать В. Высоцкому историю «Баньки»? Можно только предполагать – никаких достоверных сведений, даже фотографии этого человека нам не удалось разыскать. Но надежды мы не теряем. Странно получается: человек довольно долго жил в Дивногорске, написал книгу о стройке, участвовал в выпусках альманаха «Потомки Ермака», вел патриотические кружки в школах. О нем даже писали в «Правде» и «Литературной Газете», но следы его просто-напросто испарились…» Нет, уважаемые авторы-составители, следы не «испарились». В нашей стране ничего не «испарялось» просто так. Особенно, если о тебе «писали в центральной прессе», и ты при этом «вел патриотические кружки». Теперь я кое-что расскажу на эту тему. 1968 год, Красноярск. Осенью, в сентябре мне идти в школу. А пока – я в гостях у бабушки. Два года назад меня увезли из Красноярска. Так получилось. Теперь мы пока живем в городе Л. Там, получается, я и пойду в первый класс. Мне не нравится город Л. В Красноярске – лучше. Но – так уж получилось. Детям не положено рассуждать, почему у взрослых получается так, а не иначе. Правая рука у меня в гипсе. Сломал, спрыгнув с качелей в городе Л. Бывает. Зато теперь – меня привезли к бабушке. А так, может, и не привезли бы. Утро в августе 1968-го. Едем с матерью в Дивногорск. Вернее, плывем по Енисею на «Ракете». Тут путь не особенно длинный, всего каких-то сорок километров. По дороге – длиннее. По реке – короче. Но по реке, конечно, куда интереснее. Я вообще люблю эту реку. Пахнет от нее удивительно. Простором пахнет, мощью и огромной свободой. Вот если спросят, «как пахнет свобода?», могу смело ответить: «Как Енисей в раннем детстве». В общем, плывем. Не просто так, прогуляться. У нас есть дело. Нужно забрать в Дивногорске пишущую машинку. Или, как говорили тогда в быту, «печатную». Марки «Москва». Машинка тяжелая. Они в то время – большой дефицит. Просто так в магазинах не стоят. А тут, получается, у нас имеется своя такая машинка. Только, почему-то, в Дивногорске. Матери машинка нужна для работы. Она работает членом Союза писателей. Так я говорю всем, если меня спрашивают, кем работает мать. На самом-то деле, работает она в газете. А членом Союза писателей СССР – состоит. У нее к тому времени вышло две книги. И как раз в 68-м ее приняли в Союз. Это, конечно, большое дело. Рекомендацию для вступления ей давал сам товарищ Симонов. И еще кто-то давал, такой же известный. Значит, она достойна там состоять. А это – куда как непросто. Многие бы, наверное, хотели. А всех членов Союза – едва только десять тысяч человек во всем огромном СССР. В общем, большая честь. Нужно много работать, чтобы заслужить. Поэтому, без машинки нельзя никак. Вот мы и едем. В Дивногорске, на улице Гидростроителей, 8, долго стучим в обитую дерматином дверь квартиры на четвертом этаже. Не открывают. Получается, никого нет. Жаль, конечно. Но мы – без предупреждения. Поэтому, идем пока гулять по городу. У матери тут много знакомых. Пока гуляем, она мне рассказывает. Оказывается, она тоже здесь жила. Даже, совсем не так давно. Только не в этом новом доме. Этот дом построили недавно. Здесь много и быстро строят. Но это – теперь, в 68-м. А тогда – были только бараки и балки. Вот в таком бараке и жила. Меня, конечно, тогда еще не было. А потом я появился. И теперь мы идем вместе. Заходим к разным знакомым. Все радуются нам. Мать у меня – человек общительный. К тому же, только что вышел цикл ее песен. Песни поют даже по радио. И дали за них премию имени комсомола. Значит, это хорошие, нужные песни. Мать поздравляют, о премии уже всем известно. Мне вот – тоже известно. Потому что в городе Л, пока не было премии, мы тоже жили в бараке. Вернее, в съемной комнатке деревянного домика-развалюхи. А как дали премию, нам вскоре выдали ключи от новой квартиры. Получается, полезная премия. Вот ведь как в жизни – сделаешь людям полезное дело, и тебе тоже станет полезно. Мать говорит, что теперь мы пойдем к деду. Я удивляюсь. Дед у меня давно умер, я даже его никогда не видел. Мать объясняет, что это – другой дед. Не совсем, чтобы лично мой. Это такой человек, который тут самый главный. А все зовут его «дедом». Потому что очень уважают. А фамилия у него – Бочкин. И когда я только родился, он даже приезжал нас поздравить. Но я этого, конечно, помнить не могу, потому что все время спал. Мне очень нравится такая фамилия. Я иду по улице и пою: «А вот, теперь-то мы пойдем, и сразу к деду-Бочке!..» Мать на меня шикает, говорит, что так – нехорошо. Неуважительно, значит. А вот некоторые прохожие, наоборот, смеются. Ну ладно, раз нехорошо, тогда – больше не буду. «Деда» тоже нет дома. Он, конечно, где-нибудь там, на строительстве ГЭС. Но мы все равно сидим и пьем чай у него на кухне. Здесь тоже мать хорошо знают. Все-таки здорово, если тебя везде знают – можно сидеть и пить чай. Даже, с конфетами. Наконец, побродив по городу и напившись чаю раз, наверное, десять, мы возвращаемся на Гидростроителей. Теперь дверь открывают. Вернее, она просто приоткрыта. Заходим. В квартире вроде бы пусто. По крайней мере, никто нас не встречает. А вот и наша машинка. Стоит себе на столике, ждет полноправных хозяев. Вообще тут много чего интересного в этой квартире. Например, модель теплохода на шкафу. Самая, что ни на есть, настоящая. В смысле, игрушечная, конечно. Но – здорово похожа, даже гребные колеса по бортам и руль можно покрутить пальцем. Или вот, магнитофон. Это, знаете, вовсе непростая штука. Не у каждого имеется. Это же не пластинка, завел и поет одно и то же. А здесь-то, можно самому чего-нибудь записать. И слушать потом, что тебе хочется. А еще – в дальней комнате вдруг обнаруживается человек. Он – спит на кровати. Мать говорит, что мы пока должны посидеть в кухне. Чтобы дождаться хозяев. Странно. Получается, этот, который спит, вовсе здесь и не хозяин. Ну, взрослым виднее. Наконец, открывается входная дверь. Входит человек среднего роста. Крепкий такой человек. Веселый. Сразу видно, за словом в карман не полезет. Мне такие нравятся. Знакомимся. Геннадий Семенович Д. Мой отец. Удивились? Я тогда – тоже. Оказывается, мой отец живет здесь, в Дивногорске. А мы – почему-то в городе Л. А когда-то жили вместе. Но я тогда был еще очень маленький, и этого не помню. Ладно, в детстве есть много вопросов, ответов на которые – пока не имеется. Пьем чай. Тут в Дивногорске, наверное, такая традиция – куда ты ни пришел, усаживают пить чай. Ну, это как раз хорошо. Я чай люблю. Особенно, если с конфетами. Выходит из дальней комнаты тот, который спал. Он помоложе моего отца. Но ростом, почти такой же. Зовут – Володя. Работает в каком-то театре. Я не особенно еще понимаю, чем там занимаются в этих театрах. Вот в кукольном театре, это я как раз хорошо понимаю. У бабушки в соседях по площадке – директор кукольного театра. Дядя Коля Комлев. Мировое дело, быть директором такого театра! Не каждому, кстати, выпадает такая удача, в любое время, когда пожелаешь, запросто пройти в кукольный театр. А мне – проще простого. Я прихожу и говорю строгой бабушке-билетерше на входе: «Я – к дяде Коле…» И меня сразу пускают в этот волшебный мир. Вот какое большое дело, понимать нужно. Уже вечер. Просидели мы тут немало. Мать с отцом чего-то все время обсуждают. Я в их разговоры не лезу. Тут много других дел можно пока придумать. Мне, например, Володя показывает, как можно играть на гитаре. Дядя Володя, конечно. Но мне почему-то не хочется называть его «дядя». Ну, неважно. Главное, на гитаре играть, оказывается, очень просто. Нужно только знать, куда нажать пальцами с одной стороны, и дернуть с другой. Получается – очень даже красиво. Но если не знаешь, куда нажать – вовсе ничего не выйдет. Вот он мне и объясняет. Вернемся домой, непременно попрошу себе гитару. А что, думаете, не купят?.. Идем к автостанции. Володя несет нашу машинку. Она тяжелая, машинка. Но и он – крепкий такой человек. Ему – хоть бы что. А отец – тащит коробку. Тоже, наверное, тяжелая, в ней какие-то бумаги. Они погрузят нас в автобус, вместе с коробкой и машинкой. А в Красноярске автобус делает остановку как раз возле нашего дома. Там уж как-нибудь справимся сами. У меня, правда, одна рука в гипсе и на перевязи. Но это – ничего. Так-то я – крепкий. А вырасту, стану вообще, как отец. Или, как дядя Володя. Буду играть на гитаре. И построю какую-нибудь ГЭС. В общем, что будет народу нужно, то и построю. Вот такой у нас получился интересный день. Всех повидали, со многими познакомились. Даже, выходит, с родным отцом. Вот как в жизни бывает. Родной отец, а живет почему-то отдельно. Ну, ничего. Наверное, так нужно для дела. А в Советском Союзе не принято обсуждать то, что нужно для дела. В Советском Союзе просто берут, и делают. Прошло почти тридцать лет. Девятое мая 1995-го года. Многое изменилось и в моей жизни, и в стране, и в мире. Уже несколько лет, как нет СССР. Страны, где я родился. А вот у меня – родился сын. Еще в 92-м. Теперь ему, получается, почти три года. Вот он сидит, на заднем сиденье. Гордо сидит, как взрослый. Самостоятельно, без мамы. Мама у нас в командировке. А мы – едем в гости к дедушке. В смысле, к моему отцу. Отец уже давно живет в Красноярске. Мы тоже живем здесь, но все время заехать, как-то не получается. Работа у меня беспокойная. Все нужно куда-нибудь собираться. То – на войну. То – с войны. Теперь у нас так. Без войны никак не получается. Это, взамен времени безобразного «застоя» и «совка», как говорят теперь некоторые. Ну, замена равнозначная, кто бы спорил. Даже, конечно, стало теперь гораздо лучше. Не скучно. Опять же, колбаса в магазинах. Правда, она была и прежде. Но та, прежняя, была неправильная колбаса. Не демократическая. Это, в смысле, когда к колбасе нет обязательного демократического приложения. Например, в виде войны. Или еще каких-нибудь полезных и нужных вещей. Но сейчас – не об этом. Вот, едем. Ехать тут недалеко. Отец живет рядом, тоже в центре города. Балкон его квартиры выходит на реку. И на музей Ленина. В общем, удобно живет отец. Квартира, правда, однокомнатная. Зато, своя. Вот, работал всю жизнь – и заработал. Дали удобную квартиру. Бесплатно. Без всякой войны, кстати. Но это – опять о другом. Сын с интересом разглядывает деда. В глазах вопрос: «Как получается, что у ребенка – сразу случилось вдруг два деда?» Один-то дед у него имеется с самого рождения. Он к нему привык, считает неотъемлемой частью своего жизненного пространства. А тут, выходит, еще один появился. Откуда? Нужно с этим разобраться… Пока он разбирается, мы пьем чай. Сегодня праздник, День Победы в Великой Отечественной Войне. Ту войну мы выиграли. Вернее, вот они выиграли, наши отцы. Чтобы нам, их детям, жилось спокойно на собственной земле. Ну и для себя, конечно, тоже. Для всех нас, в общем. У отца – магнитофон. Конечно, давно уже не тот, что я когда-то видел в далеком 68-м. Этот поновее, «Юпитер-205». Отец, как просыпается, сразу включает музыку. Они – такое поколение, вполне себе музыкальное. Любят, чтобы чего-нибудь играло. Спрашиваю: - Помнишь, мы тогда приезжали? Ну, в 68-м, осенью. А почему Высоцкий жил у тебя в квартире? - Да он не жил… так, отлеживался… Отец отхлебывает чай. Он давно пьет чай даже без сахара. Здоровье уже не позволяет. Давление прыгает, прочая всякая дребедень. И выпить ему давно уже нельзя. Даже, в честь такого праздника. А раньше, конечно, бывало. Говорит, было время, здорово «закладывал». Они – фронтовое поколение. Там без этого было нельзя. На стуле висит пиджак. На нем – медали и ордена. Много разных, штук двадцать. Он когда-то «приписал» себе два года, чтобы попасть на фронт. Тогда это делали многие. Каждый считал, что страна без него не справится. Получается, правильно считали. Потому что, в итоге, справились. А так – один не пошел, другой отмазался – неизвестно еще, что бы из этого вышло. Мой сын тоже разглядывает медали. Для него это – пока только красивые значки. Вот, особенно его заинтересовала медаль Ушакова. Она необычная, с цепями и якорями. Красивая, в общем, медаль. Отец попал в Школу Юнг ВМФ СССР в 1942-м. На Соловки. В первый выпуск. Об этом выпуске писал когда-то Валентин Пикуль. Повесть называлась «Мальчики с бантиками». Только Пикуль оканчивал класс рулевых-сигнальщиков. А отец – выпускался боцманом. По окончании, попросился на Северный Флот. Чтобы, значит, быстрее попасть «на театр военных действий». «Театр» там был – не позавидуешь. Война на море, особенно в северных широтах, страшная штука. Куда страшнее, чем война на суше. На земле, даже если ранило, есть шанс выжить. В океане, на торпедном катере, вряд ли. А если упал за борт – кранты через десяток минут даже здоровому. Вода там, как тяжелая ртуть, и – скорая смерть от переохлаждения. А отец побывал за бортом дважды. Дважды его катер ушел на дно океана от прямых попаданий пушечных снарядов врага. Почему выжил, хотя должен был погибнуть, непонятно. Говорит, оба раза спасало одно обстоятельство. Торпедный катер ходит на «легком топливе». Оно, изливаясь в мороз океана, не связывает человека липким несмываемым «панцирем». И, не сжигает легкие. В общем, задумаешься, сколько должно всего произойти в истории, чтобы ты, наконец, родился. Или, наоборот, сколько всего должно не случиться… - Так чего он там у тебя… отлеживался? И почему, вдруг, у тебя? - Ну, они же тогда фильм снимали. А это, понятно, не на один месяц. А съемочная группа там – совсем не маленькая. И – куда их, получается, девать? Дивногорск-то, не столица. Одна гостиница. Да и та, нужна строительству позарез. Люди-то в основном в бараках. Жилье за темпами основного строительства не поспевает. А тут – снег на голову. В общем, как раз был на сдаче тот самый дом. Ну, попросили людей, кто ордера уже получил на жилье, чтобы еще немного подождали. Никто не отказался, все поняли важность момента. Кино-то у нас любили… - Что, весь дом, что ли, попросили? - Нет, один подъезд. А кого – в гостиницу поселили. Так и вышли тогда из положения. - Понятно. А Высоцкий-то, как все-таки у тебя оказался?.. Отец усмехается: - Как-как… как сложилось, так и оказался… Отец у меня – любит отшутиться. Говорят, я весь в него получился. - Ладно, не хочешь, не говори. Тогда вот еще, что. Говорят, «Баньку по-белому», ну, песню, чуть ли не ты ему подсказал. Врут? - Не знаю. Много там было всяких тогда разговоров. Как это: «Подсказал песню»? Историю, что ли, поведал? Ну, я, допустим, немало разных историй знаю… Он опять усмехается. Верно, знает немало. Все, кто был знаком с моим отцом, это отмечали. Рассказчик он был хороший. - И все-таки?.. - Все-таки, если бы, да кабы… Ты меня, зачем хочешь к этому пристегнуть? Нет, не я подсказал, если уж так вопрос ставишь. Ему подсказывать было не нужно, голова у самого работала. О войне – много с ним говорили. Он же не воевал, возрастом не вышел. А вопрос его интересовал здорово. Ну, и в баню, помню, вместе как-то ходили. Даже не один раз, наверное. Ну, вот это еще… да оно – у каждого тогда второго… Отец тычет себе в грудь. Дома он в тельняшке, по старой морской традиции. Руки «расписаны» якорями и русалками – такое вот «народное творчество». А на груди, слева, наколка с профилем Сталина. - Вот, видишь, изобразил. Это еще «по-малолетке». В Школе, на Соловках мода случилась. Все вдруг взялись колоть. Ну, якоря, понятно, святое. Это – каждый себе флотский обязан наколоть, как символ верности. А Сталин – другой символ. Символ веры. Говорю: - А как же тогда, «чтоб он слышал, как рвутся сердца»? Перегиб, что ли?.. - Да никакого перегиба! Одно другого не отменяет. За веру – и должно рваться. В холодном сердце веры нет, один только голый расчет… - Ну, ладно… Спорить мне с ним не хочется. Да и о чем тут спорить? Многозначные песни у Высоцкого. Настолько, что каждый видит в них свое. И каждый считает, что именно он понял их правильно. Глубокие песни, короче. Пока до дна донырнешь, скорее, захлебнешься. Разговор переходит на другую тему. Вернее, война так и остается главным, но говорим уже об Астафьеве. Они, понятно, были знакомы. Там вообще, от Овсянки до Дивногорска, рукой подать. Ну и так, по другим делам нередко пересекались. Спрашиваю: - А что думаешь про новый его роман? Сейчас много на эту тему разговоров… - А – ничего не думаю. Думаю, встречу, дам в ухо… Только, где ж я его теперь встречу… он на Мерседесе, с телохранителями. Видать, не один я хочу… Это мой папа как раз может. Он же – боцман в молодости. Там, если что не так, «в ухо» – первейшая наука. Говорю: - Ну, если сильно надо, я могу вопрос проработать. Телохранители не помогут. - А вот даже не вздумай!.. Отец неожиданно взъярился, без всякого перехода… - Даже мысли себе такой не имей! Вы – не вправе его судить! Такое только мы можем! Он воевал, вместе с нами. За нас воевал, за наше дело. И за вас, и за тебя. А если теперь мозгами поехал, это прошлого не отменяет. Это, знаешь, лечится. Например, если в ухо. Не смертельно, а заставляет задуматься. Особенно, если думать еще есть, чем… Ну, если есть, чем, тогда – конечно. Я, правда, когда этот роман читал, сильно сомневался. Не читается чего-то. В детстве там, в молодости другие его книги читал – ничего так себе. Даже, помню, нравилось. А тут – не читается. Переложишь «на себя», получается, криво. Получается, как у Высоцкого в одной песне: «Правда, конечно, со временем восторжествует… если проделает то же, что грязная ложь…» Что-то мне не верится в такую правду. И отцу, выходит, не верится. А он там – был. И его – не обманешь. Показываю на наколку Сталина, спрашиваю: - Значит, получается, не зря?.. - Даже не думай! Кто веру под ноги бросил, тому быть рабом чужой веры. - Выходит, лучше быть рабом своей?.. - Выходит, свою складывали веками. А каждое новое поколение – растет из корней старых. Так в природе устроено. Есть корни – растешь. Нет – засыхаешь. И ложишься поленом в чужую печку. Сухое лучше горит. И рубить – легче… Ладно, прощаемся. Посидели, пора и честь знать. Сын, кстати, засыпает, сидя на стуле. В три года такое – вполне позволительно. Организм еще не может запасать энергию. Да и впечатлений у него, видимо, немало. Едем домой. Спрашиваю сына: - Ну, что, понравился тебе дедушка? - Понравился. У него значки хорошие. И сам тоже весь с картинками… Когда вырасту, у меня тоже такие будут… значки и картинки… Хотелось бы верить, что будут – такие. Вот только ты, сын, пока не понимаешь их настоящую цену. Собственно, по теме – все. Разве что, осталось еще раз вернуться к прочитанной книге. Там на странице 128 читаем: «Д., участник Великой Отечественной, до появления на строительстве Красноярской ГЭС долгое время работал на радио города Норильска, в качестве журналиста объехал «все Севера», встречался со множеством людей, прошедших сталинские лагеря, но сам он судим не был… Неоднозначное отношение к Геннадию Д., на мой взгляд, объясняется банальной завистью… появление книги «Один на один с Енисеем» с предисловием Бориса Полевого произвело эффект разорвавшейся бомбы». Мне, в общем, нечего особенно добавить. Разве вот, по поводу зависти. Возможно, это и так. Но есть и другой аспект. Общество наше давно раскололось, чему причиной не зависть, а куда более глубокие чувства. Один считает, что «был клеймен», как раб. Другой – носит «клеймо», как орден. Вопрос веры. Как и тысячу лет назад.  http://koba-sam.livejournal.com/14004.html VOGNEBRODA.NET |
| 25.01.2014 15:06:10 Анонимно | |
| 25.01.2014 13:03:10 Анонимно | |
25.01.2014 12:13:30 Тетенька  
Активность:
17.14%
|
|
25.01.2014 11:48:58 eugene4i  
Активность:
15.45%
|
|
| 25.01.2014 11:32:33 Анонимно | |
| 25.01.2014 11:23:32 Тетенька
Активность:
17.14%
|
|
| 25.01.2014 11:07:39 Анонимно |
- Показать страницу:
- 1
- 2
